не знает, что мы живем втроем.
или шюджи знает, но молчит, и сводит с ума, сводит с ума, играет, и пусть.
шюджи говорит: ты свободна, моя маленькая jailbird.
тетта говорит: ты – оружие, инструмент и должна быть благодарна, делай что говорят.
они друг другу противоречат, и безусловная чуйка говорит тебе, что врут они оба, но это неважно, это неважно, тебе хочется простых вещей.
тебе ничего не хочется.
ты послушно открываешь рот, позволяя шюджи закинуть туда таблетки. ты улыбаешься, когда шюджи вытаскивает тебя из петли, в последнюю секунду, хохочешь и молотишь по ней кулаками. ты плачешь, когда вы трахаетесь, ты рычишь, когда тетта называет тебя шлюхой – ревность такая злая подруга, тет-та. ревность сожрет тебя.
у ревности будет твое лицо, потому что тетта скажет про ревность, про кейске, про то, что уж ты-то должна знать о том, что ревность убивает.
где твоя девочка, ханемия?
у тетты тело такое легкое, ты можешь поднять ее за шею, одной рукой, сжимать и ждать, пока в глазах сотрется и холодная ярость, и появится боль, и за болью – за болью словно молочная пенка, страх.
«назови ее по имени, тетта, я прикончу тебя. я буду хреначить твоей не в меру умной головой об пол до тех пор, пока не треснет.»
ваш интимный момент нарушается, появляется шюджи, появляется маленькая подружка кейске – матсуно? так? но ее костюм сидит безупречно, и пока шюджи пытается расцепить твою хватку, дать тетте хоть немного воздуха, ты думаешь о том, что шюджи эту сучку по-своему любит, она не успокоится, и шюджи тоже, а значит колесо продолжает вращаться, и кармический долг настигнет нас всех однажды.
шюджи больше тебя, шюджи умеет говорить так, что ты слушаешься, птичка моя, тебе бы передохнуть, и чего ты так взбесилась.
но ты смотришь на матсуно, ее стрижка, ее огромные глаза, и ее губы – и ты знаешь, кейске была здесь, ты узнаешь людей, отмеченных кейске даже раньше, чем они узнают тебя – ты забрала ее. твоя вина. ты.
кейске ждет тебя на другом конце веревки, кейске ждет тебя на дне бассейна, кейске ждет тебя на крыше высотки,
кейске ждет тебя, твоя сшитая не по мерке, огромная, заебавшаяся тень.
шюджи получает какую-то извращенную форму удовольствия от подобных ситуаций, ты знаешь, кем она предпочла бы тебя видеть – удобной, затраханной, напичканной наркотой. чего шюджи не знает, ты бы ей позволила, но это мерзкое ощущение живущее у тебя под кожей, армия муравьев, и по ночам ты тормошишь шюджи, ты тычешься лицом в ее шею, ты повторяешь, не могу спать, не могу спать, вытащи.
но в конечном итоге тетта – это всегда проблема шюджи, а тебя уводит матсуно и ее руки маленькие, ее маникюр, ее сережка, тебе кажется, что даже там ты видишь «кб», и тебя тошнит.
«хочешь убить меня, а? матсуно?»
и она смотрит на тебя словно на дурочку, и ее глаза режут так глубоко, что ты бы встала для нее на колени прямо здесь, и ты помнишь этот взгляд где-то. откуда-то. у тюрьмы, когда шюджи тащит тебя за ручку как истерящего ребенка.
ты хочешь спросить ее. маленькая матсуно. бесстрашная матсуно.
ты хочешь спросить ее.
ты была там? когда кейске целовала тебя, она говорила обо мне?
но матсуно упаковывает тебя в такси, на безопасное расстояние и говорит:
«думаешь, баджи-сан хотела бы этого, ханемия?»
я бы хотела. думаешь ты.
я бы хотела, чтобы кейске скучала по мне там.
фигура матсуно скрывается за поворотом и в ее позе, в развороте ее плеч, ты видишь эту несокрушимую уверенность, с которой она продолжает волочить свою любовищу, которая никогда не найдет адресата.
ты причина.
у вас есть правило, тебе нельзя принимать ничего без шюджи, потому что она знает, что ты не остановишься «и ладно если ты сдохнешь, тора, но овощ мне точно не нужен.»
тебе никто не нужен, огрызаешься ты, и вскрываешь любимую бутылку шюджи, у нее удивительная тяга к сладкому, но ты делаешь глоток прямо из горла, и тебе смешно.
и ты думаешь об испуганных глазах тетты, думаешь о зацелованных губах матсуно, о том, как шюджи шепчет тебе в ухо что-то успокаивающее.
шюджи возвращается домой поздно, выглядит заебанной до крайности, усталость сочится сквозь ее глазницы, чтобы увидеть тебя, потрепанную и полуголую, посреди вашей гостиной – шюджи не собирала бездомных котят, только бездомных птичек на проволоке.
и когда ты бросаешься к ней, не спотыкаешься, тело все еще помнит недавний танец, разогретое и теплое, и ты хохочешь.
— ну теперь. теперь-то. скажи мне. теперь-то тетта меня убьет?
и ты запрокидываешь голову, это так смешно, но даже тогда ты не видишь ее глаз, ты целуешь ее шею и улавливаешь остаточный аромат парфюма, им пропахла твоя кожа и твои волосы.
— наконец-то.
шепчешь ей доверительно и целуешь под ухом.
шюджи не знает, что вы живете втроем.
кейске смотрит на вас с дивана, ее глаза мертвые, мертвые, она не дает тебе притвориться ни на секунду, ее глаза мертвые, и она смотрит на тебя.
кейске ждет.
и все равно требует остаться, но я не хочу, не хочу, забери меня.
я хочу быть там, где ты.
